Герман Фейн (Андреев)
«Русская культура»
Вступление
Что такое культурный человек? Что такое национальная культура?
Принято считать культурным человека образованного, вежливого, тактичного, воспитанного. В этой же статье речь пойдёт не об отдельной личности, а о Русской Национальной Культуре.
Так называемые русские патриоты признают, что в истории России было немало тёмных сторон, но зато у неё была великая культура: Александр Пушкин, Лев Толстой, Антон Чехов, Дмитрий Менделеев и др. Как-то не учитывается, что в этих персонажах проявлялась далеко не вся русская культура, но лишь одно, правда, важнейшее — творческая сила нации.
В России четыре страты: это власть, народ, духовенство и интеллигенция.
Национальная культура — явление, содержащее такие её свойства, как отношения в ней человека к человеку, общества к человеку, человека к Богу, одной страты к другой, власти к человеку, человека к государству, мужчины к женщине, родителей к детям. И лишь в конечном счёте важнейшим элементом русской культуры является художественное и научное творчество каждой страты.
Такого явления, как вообще русская культура, не существует, а есть культура четырёх страт (культура власти, культура народа, культура духовенства и культура интеллигенции). И лишь суммарно из этого возникает то, что условно можно назвать русской культурой. Проявления этой культуры в истории были в чём-то прекрасными и в чём-то отталкивающими (как в культурах и других наций).
Интересно сначала рассмотреть основные тенденции развития русской культуры в её творческой составляющей (литература, изобразительное искусство). Можно говорить о догоняющем характере русской культуры. Её деятели всегда сознательно, целеустремлённо пытались подняться до уровня культур европейских. И это им как правило удавалось, причём неоднократно они и обгоняли свои европейские образцы.
Склонность и способность Петра I к ученичеству похвалил Александр Пушкин в поэме «Полтава».
В начале своего царствования Пётр терпит поражение за поражением от шведского короля Карла XII, но вот в битве под Полтавой он разбивает своего учителя, берёт в плен нескольких его генералов и, как пишет Пушкин, приглашает их на пир в честь своей победы и «за учителей своих заздравный кубок поднимает».
Это ученичество у европейских авторитетов Пушкин никак не считал порочным. Наоборот, сам он открыто признавал, как много для его творчества давали европейские образцы. Одним из таких был Уильям Шекспир.
Написав трагедию «Борис Годунов», Пушкин признавался, что взял для неё за образец английского драматурга Шекспира, а не француза Жана Батиста Мольера, у которого он видел нехватку психологизма, а в Шекспире ценил способность создавать сложные психологические типы. И благодаря, как он писал, шекспиризации ему удалось создать типы своей трагедии (Бориса Годунова, Гришки Отрепьева, Марины Мнишек). Позже, покидая Одессу и отправляясь в Михайловскую ссылку, Пушкин прощался и с тем морем, где возвышалась «одна скала, гробница славы. Там погружались в хладный сон воспоминанья величавы: там угасал Наполеон».
И вслед за ним, как бури шум,
Другой от нас умчался гений,
Другой властитель наших дум.
Два европейских кумира у русского поэта. До самой войны 1812 года романтически настроенная русская молодёжь боготворила Бонапарта как пример великого человека, вознёсшегося над серой толпой.
Среди таких молодых людей были князь Андрей Болконский и Пьер Безухов в романе Толстого. Они не видели образцов для подражания у каких-либо русских деятелей и преклонялись перед французом Наполеоном. И в кабинете у Евгения Онегина Татьяна видит «бледный полусвет, и лорда Байрона портрет, и столбик с куклою чугунной, под шляпой с пасмурным челом, с руками, сжатыми крестом» (Наполеон).
Дух Байрона царил в русской литературе первой трети XIX века. Сознательно в своём творчестве следовали за Байроном и Пушкин, и декабрист романтик Александр Бестужев-Марлинский, и молодой Михаил Лермонтов. Этот последний, сравнивая себя с Байроном, заявляет: «Нет, я не Байрон, я другой, как он, гонимый миром странник, но только с русскою душой».
Не только общность судьбы, но и романтическое видение мира делало Марлинского, молодого Пушкина и Лермонтова поэтами, догоняющими великого англичанина. Южными поэмами Пушкин догонял и перегонял восточные поэмы Байрона. Байронический дух витал над «Измаилом‑Беем» Лермонтова. Байроническим романом считал Пушкин своего «Евгения Онегина», хотя этот роман имел весьма отдалённое сходство с байроновскими поэмами «Беппо» или «Чайльд Гарольд».
Важнейшим, но далеко не единственным элементом русской культуры является художественное и научное творчество каждой из национальных страт.
* * *
Повторим, такого явления, как русская культура вообще, не существует, а есть культура четырёх страт (культура власти, культура народа, культура духовенства и культура интеллигенции).
Речь пойдёт о России между Петром I и нынешним её состоянием.
Доминантные тенденции в развитии русского искусства и науки в России XVIII–XXI веков
Всё начиналось с Петра I. Посещая островок европейской жизни в московской немецкой слободе, заложенной его отцом царём Алексеем Михайловичем, он познакомился с бытом и обычаями гостей из Европы (немцев, швейцарцев, голландцев) и сразу стал примерять на себя европейский стиль жизни, приспосабливаться к нему. Но ему этого показалось мало, и он организовал «великое посольство» в Европу, прихватив с собой своих приятелей, будущих политических деятелей своего царства. Там он учился сам и требовал от своих спутников учиться военному делу, строительству кораблей и крепостей (фортификации), анатомии (привёз в Россию кунсткамеру) и даже манерам бытового поведения (не воровать). А потом говорил:
«Мы всё возьмём у Европы, что нам надо, а потом повернёмся к ей задом» (либеральные государственные устройства, которые он наблюдал, например, в Англии, перенимать не считал нужным).
Написав «Капитанскую дочку», Пушкин стал творцом реализма, уже не догоняя европейских писателей, а им давая образец этого художественного метода. Подчас зрелый Пушкин бывал европейцем больше, чем сами европейские писатели. И им бы надо было догонять русского поэта, если бы до них дошли его творения.
Маленькие трагедии Пушкина — это картины европейской жизни, воссозданные русским художественным гением: Германия в «Моцарте и Сальери», Франция в «Скупом рыцаре», Испания в «Каменном госте», Англия в «Пире во время чумы».
Вместе с тем Пушкин хвалил своих русских коллег за их способность догонять европейских художественных деятелей. Так, в российском театре «наш Катенин воскресил Корнеля гений величавый», и подчас там выступал «переимчивый Княжнин».
Разрабатывая новые поэтические формы, Пушкин оправдывал иногда свои находки ссылками на европейский опыт. Так, написав стихотворение в форме сонета, он как бы оправдывался: «Суровый Дант не презирал сонета, в нём жар любви Петрарка воспевал».
* * *
Многие русские писатели конца XVIII века и в XIX веке в своём творчестве догоняли европейских коллег.
Когда вышел III том «Войны и мира», один журналист спросил Льва Толстого, у какого европейского писателя он учился (полагая вероятно, что русский романист не может быть совершенно самобытным, но лишь догоняющим какого-либо европейского брата по ремеслу). Любопытно, что Толстой этот вопрос посчитал естественным и ответил, что писал под сильным воздействием романа французского писателя Стендаля «Пармская обитель». (Неизвестно, осознал ли позже Толстой, что французский писатель Золя в романе «Разгром» следовал его, русского писателя, опыту описания батальных сцен в его эпопее.)
Вся русская литература XIX века была догоняющей европейскую. Во всяком случае, одна европейская литература, а именно французская, была богаче русской, если иметь в виду не столько её качественное превосходство, сколько количество выдающихся творцов. От Франсуа Рабле («Гаргантюа и Пантагрюэль») в XVII веке, через классицистическую литературу времени короля-солнце Людовика XIV (Пьер Корнель, Жан Расин, Жан-Батист Мольер, герой пьесы которого «Мизантроп» вдохновил Александра Грибоедова на создание образа Чацкого) и затем литературу просвещения в XVIII и реализм литературы XIX и XX века (Стендаль, Оноре де Бальзак, Виктор Гюго, Эмиль Золя, Анатоль Франс, Ромен Роллан, Альбер Камю) перед русскими писателями выстраивались образцы, которые нужно догонять. (Но некоторые великие русские писатели — Толстой, Достоевский, Чехов — сами обогнали своим совершенством всю французскую литературу.)
Пушкин писал о Вольтере: «Всех больше перечитан, Всех менее томит».
Особенно привлекала русскую интеллигенцию к Вольтеру воинственная антиклерикальная направленность его писаний. Пушкин называл Вольтера «фернейским злым крикуном» (по названию местечка Ферней, откуда он рассылал свои обличения католической церкви). За этим «крикуном» Пушкин следовал в своей поэме «Гавриилиада», прежде всего его сатирическому (как тогда говорили, циничному) отношению к евангельской легенде.
Вольтерьянство стало в устах реакционеров обличительной кличкой свободомыслия (Чацкого московские сплетники называют «проклятым вольтерьянцем»).
Другой французский писатель Жан-Жак Руссо привлекал русских писателей своей искренностью, исповедальностью. Сначала студент, а потом и молодой писатель граф Лев Толстой даже носил на груди ладанку с изображением Руссо.
Так, Николай Карамзин стремился обогнать европейский сентиментализм (Лоренс Стерн, Сэмюэл Ричардсон). Вслед за романом Стерна «Сентиментальное путешествие по Германии и Италии» он пишет свои «Письма русского путешественника», в которых повествует о великолепных европейских чудесах в философии и литературе, которые неплохо было бы усвоить русским мыслящим людям.
Далеко не всё в Европе привлекало к себе русских образованных людей. Так, Денис Фонвизин, отправившийся в Париж за европейскими чудесами, пришёл в ужас от увиденных там страшных последствий Французской революции, а западник Александр Герцен, насмотревшийся на революцию 1848 года, отшатнулся от западничества и перешёл к славянофилам.
К необходимости перенять европейскую культуру взывал Михаил Ломоносов. В «Оде на день восшествия на трон царицы Елизаветы Петровны» он призывал её создать российский университет, чтобы доказать, что «может собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов российская земля рождать». То есть опять призыв догнать Европу.
Сам Ломоносов получил высшее образование в Германии, в городке Марбург, из которого, кроме знаний, вывез жену-немку. И как по пророчеству Ломоносова, на протяжении двух веков Россия догоняла и перегоняла европейскую науку, философию и технику. В конце XIX — начале XX века Россия дала даже лауреатов Нобелевской премии в области науки (Илью Мечникова, Ивана Павлова).
И до того, как Россия представила миру «собственных Платонов» (то есть философов), она догоняла Платонов европейских. Крупный немецкий философ Фридрих Шеллинг говорил своим коллегам, что лучший его студент — русский Иван Киреевский.
Художественный описатель молодых русских философов Иван Тургенев создал в своих романах портреты русских гегельянцев (например, Рудина, чей прототип — молодой Николай Станкевич) и с презрением отзывается о своих русских устами материалиста Базарова («Отцы и дети»), который не расстаётся с книгами немецких философов Карла Фохта, Якоба Молешотта и Людвига Бюхнера и учителях, которые, в отличие от немцев, «не говорят дела».
Русские философы всегда называли себя учениками европейских. Молодой Виссарион Белинский в своём духовном развитии переходил от гегельянства, через фихтенианство к фейербахианству. Фейербахианец Николай Чернышевский поплатился (в частности за пропаганду материалистической философии немца-атеиста Людвига Фейербаха) длительной каторгой. А группа молодых философов вокруг Михаила Петрашевского была погружена в учение французского социалиста-утописта Шарля Фурье и тоже была сослана на каторгу.
В конце XIX века русские философствующие молодые люди нашли себе нового европейского кумира — немца Карла Маркса. И потом чуть ли не во всех русских философствующих кружках шли бесконечные споры о том, как надо понимать великое немецкое учение — марксизм (а не создавать свою оригинальную философию).
И после политической победы в России партии марксиста Ульянова (Ленина) во всех городах и весях матушки России развешивались огромные портреты двух немецких бородачей философов Карла Маркса и Фридриха Энгельса и догнавшего их мудрость русского Ленина.
А как же с оригинальными русскими Платонами, явление которых пророчил Ломоносов? Его предсказание начало осуществляться в конце XIX века и в первой половине XX века. Именно в это время появились оригинальные русские философы, предлагавшие европейскому человеку решение важнейших проблем бытия и веры.
Это Владимир Соловьёв, Лев Толстой, Николай Бердяев, Иван Ильин, Сергий Булгаков, Николай и Святослав Рерихи и многие другие. (В романе Максима Горького «Жизнь Клима Самгина» действует много русских талантливых и, главное, самобытных, а не догоняющих Европу мыслителей, списанных Горьким с натуры.) А русская женщина Елена Блаватская стала основательницей философско-мистического учения — теософии.
Россию, которая будет не только догонять, но и обгонять Европу, видели в своих мечтаниях несколько утопически настроенных русских писателей. Подчас они даже не замечали, сколь смешны их фантазии.
Иронически, но с теплом изобразил Николай Лесков русского умельца косого Левшу, который в своём ремесле не только догнал хитроумных англичан, но и обогнал их.
Без всякой иронии, даже пафосно, изобразил Россию обгоняющей в своём движении все страны мира Николай Гоголь.
«Чудным звоном заливается колокольчик; гремит и становится ветром разорванный в куски воздух; летит мимо всё, что ни есть на земли, и, косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства.»
И было в русской культуре нечто, по убеждению русских писателей от Михаила Ломоносова до Ивана Тургенева, что делает её одной из самых значительных в мире. Это её русский язык. Тот же Гоголь утверждал в «Мёртвых душах»: «Нет слова, которое было бы так замашисто, бойко, так вырвалось бы из-под самого сердца, так бы кипело и животрепетало, как метко сказанное русское слово». «Великим, могучим, правдивым и свободным» русский язык назвал Тургенев.
* * *
И всё же многие поколения русских людей жили и живут в сознании, что надо догонять и по возможности перегонять другие народы планеты.
Как это ни смешно, но и вожди большевизма, уверенные, что владеют законами истории, всегда призывали русских людей догонять и перегонять во всех отношениях капиталистические страны. В 1927 году Сталин призвал советских людей догнать капиталистические страны за три года, а «иначе нас сомнут». Умер Сталин, и его преемник Никита Хрущёв опять провозгласил: «Догоним Америку по мясу, молоку и маслу!» и — позже — по кукурузе.