Культура духовенства

В страту духовенство входят те, кто призван духовно окормлять русских людей, нуждающихся в удовлетворении своих религиозных потребностей. Верующий человек стремится установить связь между собой и Богом. Эта связь обозначается как религия (religio — связь). Духовенство призвано вносить религиозное сознание в жизнь людей, вырывать их из земных забот, поднимать над бытом. В этом его главная общественная функция.

Страта духовенство состоит из подстрат. Это — священники (иерархи, батюшки, попы). Это дьяконы, помогающие батюшке при чтении священных текстов и при осуществлении обрядов. Это главы церковных управлений (архиереи, митрополиты, патриархи). Это монахи (иноки, послушники, старцы).

Богослужение осуществляет священник или же иной иерарх. Культура священника проявляется в том, как он выполняет свои функции. Каковы эти функции, русскому священнику разъяснили клирики (богословы), прибывшие из Византии после крещения Руси. Деятельность священника состоит в молитве (прославление Господа и благодарность за Его добрые деяния), в проповеди (чтении или изложении текстов Священного Писания или Священного предания).

Священное предание — это истолкование Священного Писания вселенским собором (собранием наиболее авторитетных православных мудрецов или отдельными старцами: Иоанном Златоустом, Тертулианом, Лактанцием и др.).

Важнейшими действиями священника являются осуществление обрядов, принятие исповеди и причащение верующих, а также молитвы за здравие и за упокой, о которой прихожане просят священника.

Русскому духовенству уже более тысячи лет. Оно возникло как следствие крещения Руси, осуществлённое князем Владимиром в 988 году, когда тот ввёл в Киевской Руси христианскую веру. До этого религия русских была языческой. Единой русской нации до этого не было (было множество племён) и соответственно не было единой религии.

Язычество — это многобожие, и естественно, что, когда князь Владимир ввёл христианство, то есть единобожие, он ликвидировал идолопоклонство («истуканов») — изображения языческих божков, которые представляли различные силы природы, а не надмирного Создателя: Даждь бог — божество солнца, Велес — скотий бог, Перун — страшный бог грозы. И множество всяких божков, представляющих природу: леший — бог леса, русалка — богиня рек, домовой — божок жилья и множество других. Для поклонения каждому из божков возносились капища — прообраз церкви.

Введением христианства князь Владимир был обязан Византии, Царьграду (восточной Греции). После раскола европейского христианства на западное (католичество) и восточное (православие) из Византии на Русь пришло христианство в его православном истолковании. Христианство означало истинную революцию духа, прежде всего, от многобожия — к единобожию (к Христу). На местах разрушенных языческих капищ князь Владимир возводил церкви во имя Христа.

В эти церкви прибывали из Византии священники, рекомендованные византийскими императорами (царями, базилевсами) и патриархами. Прибывшие из Византии на Русь священники установили не только смысл и содержание церковной службы для новых, русских священников (см. выше), но и утверждали новую мораль. Так, вместо многожёнства (сам князь Владимир был многожёнец) была введена моногамия. Говоря современным языком, византийские проповедники насаждали гуманизм: запрещали рабство, вообще всякие виды насилия, исходя из Нагорной проповеди Иисуса Христа, и утверждали равенство верующих перед Богом и властью. Они привезли на Русь священные книги, написанные Кириллом и Мефодием на церковно-славянском (старославянском, болгарском) языке, далёком от разговорного русского. И так тысячу лет в русских православных храмах богослужение ведётся на старославянском, а не на русском разговорном языке.

Русские священнослужители, обученные византийскими, стали не только писать богословские тексты, но и описывать события современной им русской истории в так называемых летописях (например, в «Начальной русской летописи» Нестора: «Откуда есть пошла русская земля, кто в Киеве первее нача царствовать») но и паломничества в Святую землю.

Монахи писали учебники по богословию для будущих священников, получавших образование в церковно-приходских училищах, семинариях, духовных академиях. Вся эта письменность, а также церковное служение священников и составляли элементы культуры русского духовенства.

Чтобы детальнее и разностороннее описать культуру русского духовенства, следует обратиться к его тысячелетней истории, при этом сознавая консервативность этой культуры: за тысячелетие её бытования в ней почти ничего не изменилось — ни церковная служба, ни обряды, ни отношение с властью, с народом и интеллигенцией; духовенство сохранило (и сохраняет) отношение с миром предметов, характерное для дохристианских, языческих верований. Эти службы, в сущности, копируют языческие (древнегреческие и древнеримские) представления. Как и те, они весьма театрализованы и требуют от священника и всего клира большого физического и нервного напряжения.

История Православной Церкви — это, сжато говоря, история внутрицерковных распрей, расколов и постепенного, шаг за шагом, отказа от основ, заложенных в русскую православную Церковь её византийскими наставниками в X и в XI веках.

Приблизительно три века русское духовенство было монолитно в осуществлении этих правил богослужения и принципов православия.

Первым серьёзным конфликтом в православном духовенстве стал конфликт двух направлений священства в XVI веке, их спор об отношении монастырей со светской властью. Заволжский старец Нил Сорский настаивал на том, что монах имеет только две обязанности — молитвы и послушания (работы на благо монастыря по указаниям его настоятеля) и никаких обязательств перед светской властью (царём, князем, боярином), от которой монах полностью независим. Нил Сорский напоминал о словах Спасителя: «Богу Богово, цесарю цесарево». (Нельзя служить одновременно Богу и Маммоне.)

С этим был не согласен монах Иосиф Волоцкий. Он ссылался на слова апостола Павла: «Нет власти аще не от Бога» и разъяснял, что служение княжеской власти в форме налогов и административного подчинения — это обязанность монастыря. И за это власть обязуется материально и административно его поддерживать. В результате многомесячных полемик между сторонниками Нила Сорского и Иосифа Волоцкого верх взяли последние, и с тех времён на Руси (и позже в России) установилось взаимное служение власти и Православной церкви. Как это выглядело, в конце XVIII века сформулировал Радищев: «Власть царска церковь укрепляет, а церковь власть благословляет. Взаимно общество гнетут».

Следующий серьёзный внутрицерковный конфликт разразился в XVII веке, во время царствования царя Алексея Михайловича (отца Петра I).

С 1652 по 1666 год патриархом московским был Никон (мирское имя Никита Минин или Минов). Многие годы собиравший греческие и византийские тексты Никон считал важным привести русские православные обряды и книги в соответствие с греческими. За семь веков православия в рукописных церковных книгах накопилось большое количество ошибок и описок переписчиков, а также большое разнообразие местных вариантов богослужебных чинов. Целью реформы было введение единообразия в богослужебные чины и службы. Царь Алексей  и патриарх Никон решили признать нормой тогдашние (то есть XVII века) греческие книги, и по ним править русские книги. Оказалось, что за время, прошедшее от крещения Руси Владимиром, греческий богослужебный чин изменился настолько сильно, что замена старых книг новыми привела фактически к введению «новой веры», нарушившей догматы Стоглавого собора 1551 года, в том числе двоеперстие и хождение посолонь (направление движения крестного хода по солнцу). В ходе реформы был изменен текст Священного Писания и богослужебных книг, было введено трёхперстное крестное знамение и отменены малые земные поклоны. Крестные ходы предписывалось проводить вокруг церкви против хода солнца, и возглас «алиллуйя» стали произносить трижды. Кроме того, изменилось количество просфор на проскомидии и начертание на них печати.

Против реформы Никона выступили и некоторые священнослужители, например, протопоп Григорий (в миру Иоанн Неронов), протопоп муромский Лонгин, и частные лица (прихожане), которые настаивали на сохранении старой веры и прежнего богослужения. Их назвали староверами. Никона поддержал царь, и с того времени легальное направление (никонианское) признаётся ортодоксально православным, а сторонники дониконианской церкви называются староверами, или раскольниками.

За свою веру раскольники готовы были идти на любой подвиг (ведь власть была против них и их преследовала). Сохранились свидетельства жертв за свою (старую) веру. Это и протопоп Аввакум, оставивший яркое письменное воззвание в защиту своей (старой) веры, и страстная боярыня Морозова, изображённая на картине Василия Сурикова. Известны случаи самосожжения старообрядцев, не желавших подчиняться церкви, служившей царской власти.

Старообрядцы были тверды и непреклонны настолько, что и сегодня, через 300 лет, действуют созданные ими старообрядческие церкви (например, в Москве за Рогожской заставой) и старообрядческие культурные центры. Без изучения этой церкви нельзя считать себя серьёзным знатоком культуры русского духовенства. Старообрядцы дали России художников, архитекторов, писателей, множество предпринимателей, создавших к началу XX века одну из сильнейших экономик в мире.

Важнейшая черта культуры старообрядцев — их уважение к достоинству личности, униженное, как они считали, Православной церковью. Только в начале XXI века патриархия «простила» староверов.

Кроме раскольничьей ереси (так клеймили старообрядцев церковные иерархи), было немало других ересей, разделявших те или иные верования старообрядчества. Это ересь беспоповства (Церковь без священства), ересь жидовствующих (верующих более Ветхому завету (иудаизму), чем Новому), ересь хлыстов (к ней принадлежал и Григорий Распутин).

В начале 20 годов, сразу после революции, группа петроградских священников создала новую Церковь, названную ими обновленческой. Главной своей целью они объявили модернизацию церкви, приспособление её к современности. Какое-то время обновленцев признавали большевистские власти, и сам нарком просвещения Анатолий Луначарский согласился на открытую полемику с митрополитом обновленцев, за которой с интересом следила публика.

Кроме того, в советское время существовали диссиденты в рамках православной Церкви, возмущённые прислужничеством церковных иерархов большевистской власти. Они создали так называемую катакомбную (подпольную) Церковь. Во всех этих ересях состояло не так уж много верующих. Но они были…

Следующий серьёзный раскол после старообрядческого возник в русском духовенстве в результате церковной реформы Петра I. Вернувшись из своего Великого посольства в Европу, Пётр ликвидировал в России патриаршество. И на его место поставил во главе церковной власти священный синод, нечто вроде министерства по делам церкви, таким образом лишив церковь независимости от царя. Начался так называемый синодальный период в истории русской православной Церкви, который длился не много не мало 200 лет вплоть до осени 1917 года¸ когда благодаря либерализму новой русской власти у Церкви открылась возможность восстановления патриаршества и был избран на патриарший престол митрополит Белавин, ставший патриархом Тихоном. Патриаршество просуществовало несколько месяцев и было ликвидировано большевиками на долгих два десятка лет.

Церковную реформу Петра не признала большая часть русского духовенства. Взбунтовавшись, противники Петра объявили его антихристом. Расправился с ними Пётр самым кровавым образом, а заподозрив сына Алексея в связи со священниками-заговорщиками, велел казнить и его. Были у Петра и сторонники его церковной реформы, например, некто Феофан Прокопович. Вследствие реформ Петра русская православная Церковь на двести лет лишилась независимости от власти и таковой остаётся и сегодня.

Эту зависимость Православной Церкви от империи узаконил в 1838 году царский министр просвещения Сергей Уваров, сформулировавший фундаментальные основы русского государства: «самодержавие, православие, народность». Эти основы были признаваемы аж до 1917 года и потом после исторического перерыва в 90 лет восстановлены в России президентом Путиным (в иных формулировках).

Вся история культуры Православной Церкви — это история её служения прежде всего власти, лишь потом Богу, и уж в конечном счёте — русскому человеку. В благодарность за прислуживание церкви государству царская власть наказывала не только противников её, но и тех, кто хоть как-то отклонялся от догм православия. Так, в начале XIX века был арестован и сослан в отдалённый монастырь священник Г. Петров, разъезжавший по стране со своими проповедями Евангелия, более понятного простым людям. А в 1902 году синод, то есть государственная церковная власть и её верный слуга Иоанн Кронштадтский, отлучили от церкви великого христианина Льва Толстого, тем натравили на него чернь.

Священники чуть ли не в ежедневных молитвах провозглашали здравие императору и благословляли его на успехи политических акций. Особенно затребованы были властью молитвы священников о победах русского оружия.

Накануне Бородинского сражения на поле Бородина священниками была внесена икона Смоленской Божией Матери «Одигитрии» и совершён молебен о победе русского оружия, который произносили священники и вместе с ними солдаты, офицеры и генералы русской армии. И так было во всех войнах, которые вела русская власть в XIX и XX веках. Священники молились за, как они говорили, христолюбивое русское воинство (что возмущало Льва Толстого, напоминавшего, что Христос говорил: «Не убий») в Крымской войне 1855–56 годов, в Балканской войне за освобождение болгар от турецкого ига в 1876–78 годах, в русско-японской войне 1904–05 годах, в первой мировой войне 1914–1918 годов.

В одной левой газете в 1904 году сообщалось, что командующий русской армией генерал Куропаткин привёз из Петербурга на японский фронт не только оружие, но и несколько вагонов, загруженных иконами, которые сопровождали священники.

В обществе тогда говорили: «Мы японцев всё хотим бить образами наших святых, а они нас лупят ядрами и бомбами, мы их образами, а они нас пулями».

Во время Гражданской войны священники находились в рядах Белой армии (см. фильм «Бег» по роману Михаила Булгакова).

Большевики до поры до времени не допускали священников в свою армию, состоящую из безбожников. Но когда немцы в 1941 году вторглись в Россию, Сталин вспомнил о Православной Церкви, о её всегдашнем участии в делах армии. Он решил призвать священников молиться за советских бойцов. Но где их взять, этих священников? Сотни и, вероятно, тысячи пастырей были в 20 и 30 годы или убиты чекистами, или высланы на Соловки. Любивший циничные шутки, Сталин велел Берии привести ему в Кремль нескольких оставшихся ещё в живых священников, а увидев их в своём кабинете, с упрёком сказал: «Идёт война за Россию, а вы где-то отсиживаетесь». И в течение всей Отечественной войны, и после неё священники своими молитвами помогали стране (не только молитвами, но и купленными за счёт церкви танками и самолётами), пока новый советский вождь Хрущёв не развернул снова борьбу с русской Церковью на её уничтожение.

При Сталине в середине 40 годов было восстановлено патриаршество. Первым патриархом после Тихона стал митрополит Сергий (Старогородский), до того бывший патриаршим местоблюстителем. Патриарх Сергий последовательно осуществлял принцип поддержки Церковью любой власти и противостояния культуре интеллигенции, которую духовенство объявляло безбожной.

Ещё в 1901 году, когда группа интеллигентов во главе с Дмитрием Мережковским предложила создать религиозно-философское общество с целью примирения культуры Церкви с культурой интеллигенции, сторону Православной Церкви представил тот же патриарший местоблюститель отец Сергий (Старогородский). Со стороны интеллигенции было предложено взаимное признание: Церковью светской культуры, а интеллигенции — культуры духовенства, признание интеллигенцией веры, а духовенством — разума. Отец Сергий сделал всё возможное, чтобы такой компромисс не осуществился.

Вторая попытка сближения духовенства с интеллигенцией была предпринята в 60-70 годы XX века священником отцом Александром Менем. В его церковку на станции Семхоз приезжали, чтобы приобщиться к православию, многие известные московские интеллигенты, например, Сергей Аверинцев, Александр Галич, Вячеслав (Кома) Иванов и др. Обе стороны были очень довольны обменом мнений о проблемах культуры и православия. Но однажды отец Александр Мень был зверски убит по дороге к церкви. До сих пор убийца не обнаружен, но противники московской патриархии убеждены (без особенных доказательств), что это её дело.

Когда же отец Сергий стал «советским» патриархом, он полностью согласился со всеми требованиями большевиков у власти, образовавшими Совет по делам церкви (во главе его офицер госбезопасности некто Карпов). Патриарх Сергий отправил послание советским вождям, содержащее такое признание Православной Церкви: «Все ваши беды — это и наши беды, все ваши радости — и наши радости». Такая политика была названа сергианством, и её и сегодня осуществляет патриарх Кирилл (Гундяев) в отношении власти Путина. В сущности, в этом нет ничего нового: православная русская церковь всегда была прислужницей власти ещё со времени Иосифа Волоцкого.

Священники даже нарушали тайну исповеди, если в этом нуждался царь. Так, Николай I потребовал, чтобы священник, исповедовавший декабристов, пересказал царскому следствию, в чём признавался на исповеди один из подследственных (что батюшка и сделал). Позже попавшие под следствие революционеры от общения со священником отказывались (это запечатлел художник Илья Репин в известной картине «Отказ от исповеди»).

Когда Пушкин был выслан из Одессы в его родное Михайловское, псковское жандармское управление поручило настоятелю Святогорской Церкви следить за ссыльным поэтом (что он читает, что пишет, кого у себя принимает). Причиной этого было, в частности, то, что в одном письме¸ перехваченном губернатором Одессы, графом Воронцовым и переданном им жандармам, Пушкин признавался, что «берёт уроки чистого афеизма» (атеизма). Настоятель церкви охотно согласился и частенько заглядывал к Пушкину в гости. Пушкин догадывался о целях посещения попа, и когда, взглянув в окно, видел, что тот идёт его посещать, клал на стол открытую Библию и потом беседовал со священником «на божественные темы».

Прислужничество священника власти сегодня доходит до того, что тот соглашается освящать оружие, подчас самое бесчеловечное, если это нужно для укрепления могущества государства. Так, однажды по телевидению было показано, как патриарх Кирилл освящает российскую ракету с ядерным зарядом.

За всю историю России было всего лишь два случая, когда священник выступил против злодеяний власти. Митрополит Московский и всея Руси  Филипп II открыто бросил обвинение в зверствах Ивану IV Грозному и за то был задушен Малютой Скуратовым. А за зверства большевиков публично провозгласил им анафему патриарх Тихон, за что был ими судим и фактически умерщвлён.

Правда, во времена насилия большевистской власти над священством (1917–1960) батюшки обличали её за зверства и, что очень важно, отказывались отречься от веры, чего от них требовали гебистские следователи. Батюшки шли на казнь или уходили в ссылку на Соловки непреклонными в своей вере и умирали со словом Божьим на устах. Там был убит известнейший богослов отец Павел Флоренский, автор работы «Столп и утверждение истины» (это о Церкви).

Трагикомичную запись находят ныне историки в некоторых следственных документах допросов священников в ГБ: «Проповедовал контрреволюцию». Разумеется, священники не проповедовали ни революцию, ни контрреволюцию, а проповедовали слово Божье¸ а это уже измена родине.

Отношение русских людей к их православному духовенству характеризовалось противоречием. С одной стороны, они нуждались в церковных обрядах и обращались за этим к священнику, с другой стороны, посмеивались над, как они говорили, «попами», а иногда даже их поругивали. (Отношение к духовенству интеллигенции — особый разговор.)

Церковь окормляет (духовно обслуживает) русских людей с помощью определённых обрядов. В сущности, вся жизнь русского человека состояла в следовании церковным обрядам. Родившийся младенец должен быть крещён. В зрелом возрасте православный проходил обряд венчания, без которого брак не являлся законным, а не прошедшие обряда считались живущими во грехе. Православным положено регулярно исповедоваться и причащаться, что считается особенно важным перед кончиной. По усопшему служат обряд отпевания.

За все эти требы священнику полагалось платить, и от того, сколь состоятельны подающие, зависело материальное положение батюшки.

В поэме Некрасова «Кому на Руси жить хорошо» один из крестьян Лука, который когда-то служил у попа, утверждает, что попам жить хорошо. «Так ли это?» — спросили мужички встреченного ими священника, и тот опроверг это суждение. Он сформулировал своё представление о хорошей жизни: это когда есть «покой, богатство, честь», и утверждал, что ничего этого не имеет, следовательно жизнь его не хороша. Он-де не богат, потому что в его приходе одни бедняки и требы от них копеечные; у него в жизни нет покоя: круглые сутки его зовут то на крестины, то на венчанье, то на отпевание; и к нему народ относится без должного уважения: смеётся над ним, над матушкой попадьёй, над дочкой поповной. Какая уж тут честь! Это был простой деревенский попик.

Иное дело священники, в чьём приходе много богачей, людей от власти: эти были в России (и сегодня) подчас весьма состоятельными.

Сегодня патриархия не брезгует получать финансовую поддержку даже от богатых уголовников. Частично от них были получены взносы на восстановление Храма Христа Спасителя, на одном из колоколов которого среди списка жертвователей можно прочитать: «От солнцевской братвы».

Огромную положительную роль в истории культуры русского духовенства играли монастыри. До революции в Российской империи было более ста монастырей. Почти все они были разрушены большевиками и только сегодня частично восстанавливаются. Монастырь (Лавра, Пустынь, Обитель) — это место, в котором верующий может жить, освободившись от грешных соблазнов светской жизни, предаваться только молитвам и исполнять данное ему настоятелем послушание, то есть участвовать в хозяйственной жизни монастыря, ибо монах (инок) не имеет права пользоваться чужим трудом. Чтобы стать монахом, человек должен пройти обряд пострижения и дать обет безбрачия.

Монастыри делятся на мужские и женские. Так, рядом с мужской Оптиной Пустынью в Калужской губернии находится женский Шевардинский монастырь (в котором, между прочим, жила монашкой сестра Льва Толстого Мария Николаевна, которую он время от времени посещал, не заходя однако в её келью).

Почти всегда монастырь называется или именем его основателя, или святого, или места, где он расположен. Так, упомянутая Оптина Пустынь названа по имени пожертвовавшего на его основание раскаявшегося разбойника Опта. Троицко-Сергиевская лавра в 80 километрах севернее Москвы названа по имени святого Сергия Радонежского, благословившего в 14 веке князя Московского на битву с Мамаем (Куликовское сражение). В центре Москвы были Зачатьевский монастырь в честь Богородицы и Страстной — в память о страстях господних. На окраинах Москвы — Новодевичий и Донской монастыри. При монастыре были погосты (кладбища), на которых хоронили или монахов, или знаменитых людей, или богачей, родственники которых были способны оплатить место на монастырском погосте.

Пушкин похоронен на кладбище Святогорского монастыря под Псковом, Гоголь — на кладбище Донского монастыря в Москве (потом перезахоронен на кладбище Новодевичьего).

Монахи жили в отдельных маленьких кельях. В них они читали священные тексты и молились. У очень старых (или больных) монахов была обслуга — келейники. Один из таких — келейник патриарха Тихона — был убит большевистскими хулиганами, когда заграждал собой от них старца.

Значительную роль играли монахи (старцы) в духовной поддержке посетителей монастыря. К наиболее известным старцам приходили сотни нуждавшихся в совете и в молитвенном заступничестве (молитве за здравие или за упокой близкого человека). В очередях к старцу стояли люди самых разных социальных слоёв, и все они находили у него отклик, поддержку. Особенно много в этих очередях бывало женщин — от барыни до бедной крестьянки.

За советом о правильной вере шли к старцам и крупные мыслители России. Так, в 70 годы XIX столетия к оптинскому старцу Амвросию однажды пришли философ, богослов и писатель Константин Леонтьев, а также писатели Федор Достоевский и Лев Толстой, чтобы он разрешил их богословские споры. Незадолго до этой встречи Леонтьев написал критическую статью о двух других «Наши новые христиане». Они решили просить высказаться старца, и, кажется, тому удалось их примирить. Одним из результатов этой встречи было создание Достоевским в романе «Братья Карамазовы» глубокого и поэтического образа старца Зосимы, великого прозорливца, который упал на колени перед Дмитрием Карамазовым, прозрев его ужасное будущее.

Некоторые монастыри занимались и благотворительной деятельностью. Так, великая княгиня Елизавета Фёдоровна (сестра императрицы Александры) после постигшей её трагедии (убийства мужа террористом) создала женскую Марфо-Мариинскую обитель, монашки (сёстры) которой посвящали свою жизнь служению тяжело больным. Великая Княгиня погибла, как святая, и была причислена к клику святых.

Нередко князья и цари использовали монастыри не по назначению, а как тюрьмы. Так, Пётр I заточил в монастырь сначала сестру Софью, а позже и первую супругу — Ефросинью Лопухину. Такую практику унаследовали от царской власти и большевики, превратив Соловецкий монастырь в отделение Гулага — СЛОН (Соловецкий Лагерь Особого Назначения).

Отношение к культуре духовенства представителей русской творческой интеллигенции

Своими произведениями русские писатели, учёные и художники выражали, как правило, негативное отношение к русскому духовенству. Почти все они обвиняли священство в отходе от основ христианского учения. Основные претензии к духовенству со стороны русских мыслящих людей заключались, во-первых, в обвинении Церкви в подмене ею христианской веры обрядами, во-вторых, в служении церкви «князю мира сего» — государству и, в-третьих, в лицемерии — поведении иерея в быту, противоречащему его же поучениям.

Учёный, историк, профессор философского факультета Московского университета Василий Ключевский так сформулировал своё понимание православной Церкви: «Великая истина Христа разменялась в церкви на обрядовые мелочи. На народ церковь действовала искусством обрядов, правилами, пленяла воображение и чувство или связывала волю, не давала пищи уму, не будила мысли. Она водворяла богослужебное мастерство вместо богословия, ставила церковный устав вместо катехизиса; не богословие, а обрядоверие. Закон Божий — не вероучение, а богослужение. Русское духовенство всегда учило паству свою не познавать и любить Бога, а только бояться чертей, которых она же и расплодила со своими попадьями. Нивелировка рыхлого русского сердца этим жупельным страхом— единственное дело, удавшееся этому тунеядному сословию».

Герой романа Николая Лескова «Соборяне» (писателя, глубоко православного) священник Туберозов с грустью замечает: «Россия Христа приняла, но в Него не облачилась», обвиняя в этом священство.

Великий русский философ Владимир Соловьёв обвинил клир (священство) в «заражённости ксенофобией и национальными предрассудками». Он замечал: «Священство отстаивает закрытую модель христианства, основанную на традиционалистских ценностях, шовинизме и изоляционизме». При этом Соловьёв как-то не учитывал, что национализм Православной Церкви — естественное следствие признания ею формулы «православие, самодержавие, народность», где народность как раз и означает национализм, патриотизм.

Правоту Соловьёва подкрепляет, в частности, тот факт, что почти все православные священники в начале XX века состояли в членах «Союза русского народа» и шествовали во главе его воинственных манифестаций, ибо, как сказал один последователь Владимира Соловьёва, в наше время «они разделяют погромные, черносотенные взгляды, подчас становятся идеологами русского фашизма».

Мережковский утверждал, что церковь до тех пор жива и действенна, пока борется с государством, отстаивая свою особую внегосударственную и вненациональную, всечеловеческую (а не русскую) правду. Он же говорил о необдуманности со стороны христианина исповедания Христа на словах и князя мира сего (государства) на деле. По его словам, «государственное христианство и есть не что иное, как поклонение Христа князю мира сего».

Резко отрицательно высказался Белинский о Церкви и о священстве в письме Гоголю (1847 год). Он призвал Гоголя понять, что «чувство человеческого достоинства не сообразно с учением Церкви». Он писал: «Большинство нашего духовенства всегда отличалось только толстыми брюхами и диким невежеством» и напоминал Гоголю, что и народ России, и общество не доверяет духовенству.

Это констатировал и Пушкин в своей «Русской истории XVIII века»: «В нашем народе происходит презрение к попам и равнодушие к отечественной религии».

Белинский считал позором церкви её приверженность «отвратительной уваровской триореме самодержавие, православие, народность».

А главный русский цензор Александр Никитенко, профессор Московского университета, выходец из крепостных крестьян, так думал о русском духовенстве: «…наша церковь находится в полнейшем внутреннем разъединении с народом и обществом. Она у нас не более как учреждение, наравне с полицией, губернскими правлениями и т.п. Она вовсе не заботится управлять умами и сердцами, направлять их, назидать, а думает только о сохранении внешнего режима» (Дневник 1872 года).

Как это ни грустно, но эти обличения культуры русского духовенства приложимы и к сегодняшнему клиру, привязавшему себя к государству Путина.

Но самым резким и системным критиком русской православной Церкви был великий христианин Лев Толстой. Как в своих художественных произведениях, так и во множестве философско-религиозных статей он подверг жесткому анализу православное духовенство, изобразив все его грехи. Толстой не только разоблачал русскую православную Церковь, но и излагал своё (как он полагал, истинное) христианство. Его философско-религиозное учение захватило весь мир и, разумеется, прежде всего, ищущих христовой правды русских людей, разочарованных в Православной Церкви. Его имение Ясная Поляна стало таким же центром христианского вероисповедания, как упомянутые выше монастыри, а Льва Толстого тысячи верующих воспринимали как старца.

Священство ругало Толстого, и когда он высмеял обряд евхаристии в романе «Воскресенье», синод отлучил его от Церкви и чуть ли не призвал его анафематствовать, что вызвало новую любовь к нему и поклонение почитателей (это ярко изобразил Куприн в рассказе «Анафема»). И вне спора толстовцев с Православной Церковью нельзя понять культуру русского духовенства.

Православные клирики проклинали не только Толстого, но и православных же философов, в своих учениях отходивших от догматического богословия. Поэтому можно говорить о тоталитарном мышлении русского духовенства.

В июне 1998 года в телевизионных новостях был показан сюжет о том, что в Екатеринбурге по приказу духовного наставника православного училища были сожжены неугодные книги. Сей священнослужитель пояснил, что эти книги, не получившие благословения Церкви, вредоносны и потому уничтожены справедливо. Среди них сочинения отца Сергия Булгакова, конечно же, Александра Меня, Владимира Соловьёва, Александра Шмемана.

Отношение деятелей русского искусства к духовенству

Как учёные и мыслители, так и творцы всех видов искусства отрицательно относились к клиру. Нет почти ни одного художественного произведения, в коем русский священник изображался бы с симпатией, которой писатель или живописец хотели бы заразить читателя или зрителя. (Как редчайшие исключения возможно назвать проникнутый лиризмом роман Н. Лескова «Соборяне» и трогательный рассказ Чехова «Архиерей».) Большинство же русских художников старалось высмеять, как-то унизить «попа».

Пушкин написал сказку «О попе и работнике его Балде», начинавшуюся словами «Жил был поп, толоконный лоб». Цензура запретила название, и Пушкин его изменил — «О купце…».

В романе Тургенева «Отцы и дети» есть насмешка над священством. Когда материалист Базаров приезжает навестить своих верующих родителей, его мать, зная, что их сын безбожник, попросила его разрешения пригласить к обеду священника. Тот переспросил: «Попа?». Мать подавленно повторила: «Священника». Базаров согласился, высказав предположение, что «поп не съест его порции».

Достоевский (искренне православный) в «Преступлении и наказании» показал священника бессильным помочь несчастной Катерине Ивановне Мармеладовой и только равнодушно повторяющим: «Бог поможет».

Толстой во всех своих произведениях, где в качестве литературного персонажа выступает священник, изображает его прежде всего как нарушителя христовых заповедей, обманщика.

Лермонтов в поэме «Мцыри» показывает монастырь как тюрьму, созданную монахами.

А среди живописцев есть, кажется, единственный, который изображал священство поэтически. Это Михаил Нестеров в картинах «Два мудреца, отец Павел Флоренский с отцом Сергием Булгаковым» и «Явление старца отроку Варфоломею». В подавляющем же большинстве картин, где изображены священники, они выглядят весьма нереспектабельно.

Как писатели, так и живописцы помещали, с одной стороны, православное духовенство, а с другой — Христа — на противоположных полюсах нравственных представлений: где священство — там безбожие, лицемерие; где Христос — там высокая духовность, правда Божья. Особенно на картинах передвижников священник изображается, как правило, в непотребном виде (Василий Перов «Крестный ход на Пасху», Репин «Крестный ход в Курской губернии»). На картине Перова «Чаепитие в Мытищах» дебелая купчиха за самоваром и рядом с ней толстый самодовольный священник наслаждаются чаепитием. А рядом стоит с протянутой рукой нищий, инвалид войны.

В картине Василия Пукирева «Неравный брак» священник венчает старого облезлого богача с несчастной бедной девушкой, то есть совершает грех, обман. А в толпе стоит прекрасный юноша (явно возлюбленный невесты) со страдающими глазами. Смысл контраста ясен, и он не в пользу попа.

Но как только художник изображает Христа, картина становится возвышенной, поэтичной. Таковы великая картина Александра Иванова «Явление Христа народу», картина Ивана Крамского «Христос в пустыне», картина Николая Ге «Что есть истина», одобренная Львом Толстым, изображения Христа у Генисаретского озера Поленовым.

В письме Гоголю Белинский упрекает его в том, что к своим церковным рассуждениям тот, как написал критик, «зачем-то приплёл Христа, с которым православная Церковь не имеет ничего общего». Христос же страдает вместе с народом и теми прекрасными людьми, которые так же, как он, отдают себя в жертву истине. Так, когда Чернышевский был приговорен к каторге, Некрасов написал:

Поп и Христос противостоят друг другу по контрасту в поэме Александра Блока «Двенадцать». Поп — умирающее пошлое вчера, Христос — возвышенное прекрасное завтра. Так думали или чувствовали многие интеллигенты в феврале 17-го года:

Поп страдает по своему прошлому:

А в заключение:

Многие русские люди верят в Христа и Бога, но не посещают церкви и не уважают священников. В романе Горького «Мать» его герой социалист Павел Власов водружает на стенку своей комнаты картину, изображающую Иисуса Христа. Его мать удивляется: «Как же ты в Христа веруешь, а в церковь не ходишь»? Но в этом нет ничего странного: миллионы русских людей (особенно среди интеллигенции) не ходят в церковь, но считают себя верующими.

Отрицая церковь, русские интеллигенты нередко наслаждались красотой церковных праздников, хоровым церковным пением. Композиторы (Чайковский, Рахманинов, Черепнин) писали музыку для церковных хоров. В православных храмах певал великий Фёдор Шаляпин. Художники Виктор Васнецов и Михаил Врубель расписывали православные храмы. Исаак Левитан написал поэтичную картину «Над вечным покоем», где изображена церковка с погостом на высоком берегу реки на фоне бесконечных российских далей. Скульптор Марк Антокольский вылепил мастерски статую Нестора, погружённого в великое дело летописания. Художник Михаил Нестеров, не будучи иконописцем, создал ряд картин духовного содержания: «Святая Русь», «Житие Сергия Радонежского» и принимал участие в росписи известных храмов.

Даже Лев Толстой описал торжественность церковного обряда венчанья в «Анне Карениной» (Левина и Кити Щербацкой) и поэзию пасхального праздника в романе «Воскресенье», в конце которого он разоблачает ложь православных обрядов и предательство священниками дела Христова.

Писатели Иван Шмелёв в книге «Душа России» (написанной в эмиграции) и Борис Зайцев описали красоту православных праздников и храмов. Потрясающие по красоте и мудрости стихи о христианских праздниках создал Борис Пастернак в романе «Доктор Живаго».